Месть Якуро

Written by Phillip Marlowe

 

Во времена великих Сегунов, князь Машима был правителем и Верховным Судьей провинции Матсуяма. Могущественный и жестокий человек, он разбил армию своего предшественника, взятого в плен противника по его приказу казнили, отпилив ему голову тупой бамбуковой пилой. Истязание продолжалось целых три дня.

 

Его женой была Якуро, дочь его политического соперника. Их брак был одной из причин прекращения войны. Когда они поженились, Якуро было пятнадцать и она всецело подчинилась мужу. Для Машима она была нужна в основном, как законная супруга. Хотя она была великолепна в постели, он все равно содержал несколько наложниц для любовных утех. Она должна была дать ему сына, но долгожданного наследника все не было. Ей было уже двадцать. Со дня их свадьбы прошло пять лет.

 

Этот брак был мучителен для Якуро. Взрослея, она многое узнала. Она поняла, что ее муж был кровожадным деспотом, вся власть которого держалась только на страхе. Сама мысль носить под сердцем его ребенка была для нее отвратительна. Потом... потом она встретила Такуми.

 

Такуми был одним из телохранителей князя Машима. Он видел, как она взрослела, превратившись из угловатого подростка в прекрасную женщину. Он обладал всеми теми качествами, которые Якуро хотела видеть у любимого мужчины. Их страсть разжигало чувство опасности. Если Машима узнает об их связи, они умрут.

 

Весной, Такуми подошел к ней, "Я убью Машима".

 

Глаза Якуро округлились. Она хорошо знала жестокость и подозрительность мужа. Его шпионы были повсюду. "Замолчи", прошептала она.

 

"Ты освободишься и мы будем вместе".

 

"Когда ты хочешь сделать это?"

 

"Скоро. Мне кажется, он знает о нас".

 

Она содрогнулась от этих слов. "Мы должны действовать".

 

Они вышли из ее комнаты и направились в княжеские покои. Стража молча расступилась перед ними, ведь она была супругой их властелина. Они шли к его спальне. Вот заговорщики миновали последнего часового в коридоре, ведшем к ее двери. Такуми крепко сжал рукоять меча и шел за своей возлюбленной.

 

"Муж", позвала та.

 

"Входи", донеслось из-за двери.

 

Она распахнула дверь и чуть отступила, давая пройти, Такуми, притаившемуся в тени за ее спиной. Внезапно она обернулась, услышав его крик. Она увидела, как тот отчаянно отбивается от нескольких солдат набросившихся на него сзади. Они быстро скрутили его и обезоружили. Еще двое охранников подскочили к ней и заломили ей руки за спину. Она посмотрела на мужа.

 

"Ты изменница и шлюха!", взревел он. "Завтра утром вас казнят. Увести их и бросить в разные камеры!"

 

Стражники проволокли их по дворцу и бросили в темное подземелье. Оставшись одна, Якуро зарыдала. Она знала, что ее ждет смерть. Вряд ли Машима сообщил бы судьям о ее любовной связи, это было бы слишком унизительно для него. Скорее всего ее обвинят в государственной измене. Это даст князю простор для выбора способа казни. Она не могла заснуть, представляя мучительную казнь. Она с ужасом думала об участи Такуми. Его наказание было бы намного страшнее. Ведь он был самураем, любая смерть кроме гибели в бою или сеппуко была бы бесчестьем для него.

 

На утро они в колодках, сжавших их шею и руки, предстали перед князем. Якуро встревожено, а Такуми с ненавистью глядя на правителя.

 

Тот заговорил. "Вы виновны в измене. Вас обоих немедленно повесят".

 

Князь Машима?", спросила Якуро. "Я дочь правителя провинции Катаява. Я требую права благородной смерти!"

 

Машима был поражен. Он не ожидал такого от Якуро. Он окинул взглядом советников, зная, что не может отказать.

 

"Что ты хочешь?"

 

"Смерти через сеппуко..."

 

"НЕТ!", крикнул Такуми. Он уже видел людей, которые вспарывали себе живот, выпуская кишки. Он не мог представить, что у Якуро хватит духа покончить с собой таким образом.

 

",,, и Такуми будет моим помощником", продолжила Якуро.

 

Такуми онемел. Машима сказал, "Ты сейчас же приготовишься к сеппуко. Но Такуми повесят после того, как он отрубит тебе голову".

 

Якуро снова заговорила, "Мне нужны служанки, чтобы приготовиться к смерти".

 

"Их пропустят в твою комнату. Затем их повесят на твоих глазах, прежде чем настанет твой черед".

 

Якуро сдержано ахнула. Ее уже не страшила собственная смерть. Но ее служанки были ни в чем ни виновны. Повешение было мучительной смертью, а эти девушки провели рядом с ней долгие годы. Они были для нее словно сестры.

 

"Уведите их!"

 

Она вернулась в свои покои, окруженная многочисленными солдатами. Ее горничные подбежали к ней.

 

"Вы знаете приговор князя Машима?", спросила она их.

 

Те кивнули.

 

"Простите меня".

 

"Мы будем с Вами в следующей жизни", сказала Луоши, старшая из трех. "Наша участь не столь важна, как то что Вам надо приготовиться к последней церемонии".

 

Она приняла ванну и ее тело умастили ароматными маслами в соответствии с обычаями. Ниже пояса она была обнажена. Ее одежда была белая, как снег, чтобы подчеркнуть брызги крови.

 

В дверь постучали. "Машима ждет". Дюжие стражники схватили служанок и вытолкнули их из комнаты. Они было схватили за руки и Якуро, но она приказала им отпустить ее. "Я пойду сама", сказала княгиня. Солдаты расступились и она вышла из покоев. За ней пошли служанки.

 

Они вышли на дворцовый двор. Был чудесный день. Служанки великолепно подготовили ее в этот последний путь. Ее лицо поражало своим совершенством и красотой. Волосы были подняты вверх в высокой прическе, обнажая шею, которую свидетель был должен перерубить своим мечом. На ее белоснежном одеянии не было не единого пятнышка, оно сверкало чистотой, словно облака в голубом небе над ними. На одной стороне двора восседали Машима и его приближенные. Напротив них находился невысокий помост, покрытый татами. Перед ним возвышалась грубо сбитая виселица, в воздухе покачивались три петли. На платформе стоял небольшой столик, на котором лежали лист толстой бумаги, чашка, кувшин с саке и короткий меч, вакинзаши, приготовленный для нее.

 

Несмотря ни что, Якуро выглядела совершенно спокойной. Она сама выбрала этот путь. Такая смерть очистит ее душу и заставит Машима потерять свое лицо в глазах остальных правителей. Единственное чего она боялась была боль. За всю свою жизнь она ни разу не испытывала малейшей боли, не говоря уже о предстоящем страдании сеппуко. Обреченная не была уверена, что сможет ее выдержать, но знала, что должна это сделать. Отыскав глазами Такуми, она улыбнулась ему.

 

Солдаты схватили ее горничных, сорвали с них одежду, связали руки и ноги. На их шеях туго затянули веревочные петли. Конец каждой веревки, перекинутой через поперечный брус виселицы, держали в руках двое стражников. По знаку князя, они одновременно потянули за веревки, ноги приговоренных оторвались от земли, теперь палачи закрепили концы веревок и отошли в сторону. Раздался чей-то сдавленный крик и женщины повисли, хрипя и извиваясь всем телом.

 

Якуро зарыдала, она не была готова к такому зверству. Служанки корчились и дергали ногами в тщетных попытках достать до земли. Княгиня молила богов послать им легкую смерть, но ее молитвы не помогли. После нечеловеческих страданий, показавшихся несчастной Якуро вечностью, Луоши умерла первой, по ее телу пробегали последние судороги. Затем тело ее вытянулось и неподвижно слегка покачивалось в петле. Ее лицо посинело, прикушенный язык вывалился изо рта, по нему стекала слюна смешанная с кровью. Меж ног повешенной брызнула струйка мочи, с шипением растекшаяся по песку под виселицей. Все во дворе затихли, с ужасом наблюдая мучительную смерть. Вскоре затихли и две другие девушки.

 

Машима повернулся к жене, "Ты плачешь, предательница. Ты уверена, что у тебя хватит отваги для той смерти, что ты избрала себе?"

 

Князь надеялся, что жуткое зрелище настолько перепугает ее, что она согласится на какую-либо другую, не столь благородную казнь.

 

Молодая женщина посмотрела ему прямо в глаза и произнесла: "Я оплакиваю своих подруг, которые невиновными подверглись такой жестокой казни. Я умру от собственной руки и ты будешь свидетелем этого".

 

Она взошла на помост, за ее спиной стал Такуми.

 

"Я ударю, когда ты потянешься за кинжалом", шепнул он.

 

"Нет", ответила красавица. "Не делай этого, пока я не выполню свой долг",

 

Она опустилась на колени. Один из придворных поклонился ей и ,словно трактирщик, налил в ее чашу саке. Якуро двумя глотками осушила ее.

 

"Ты хочешь сказать что-либо?", обратился к ней Машима.

 

Якуро промолчала и расстегнула одежду. Все собравшиеся увидели ее обнаженное тело. Князь естественно видел ее такой много раз, но никто из вельмож никогда до этого не видел ее такой. Обреченная почувствовала некоторую неловкость. Она была высокой и стройной, ее точеные груди были чуть больше, чем у девочки. С удивлением она почувствовала, как напряглись соски. Чувство близкой смерти, как ни странно, возбуждало ее. Теперь настала пора приступить к ритуалу сеппуко. Прекрасная женщина взяла в руки кинжал, попробовала пальцем его лезвие. Оно было бритвенной остроты. "Отлично", пронеслось в ее голове. Взяв лист бумаги, она обмотала его вокруг лезвия, оставив открытым только кончик острия, несколько сантиметров длиной. Затем она оглянулась на Такуми. "Не делай ничего, пока я не закончу".

 

Повернувшись, она смотрела теперь прямо в лицо ненавистного мужа. Обреченная прижала острие ножа к левой стороне живота, мысленно отметила противоположную точку. Чуть надавив, она почувствовала, как острое лезвие проткнула ее кожу, под ней не было ни капли жира, способного задержать клинок. Кинжал вошел в ее живот, она запрокинула голову почувствовав острую боль, когда лезвие пронзило ее внутренности. Сделав глубокий вдох, чтобы подавить рвущийся наружу крик, она повела лезвие вправо, острая, как бритва сталь, рассекла кожу и мышцы. Кровь хлынула из раны, заливая белоснежное кимоно. Алая струя била толчками, окрасив ее руки, с каждой каплей унося ее жизнь. Она начала дышать глубже, когда орудие смерти показалось из ее тела, распоров живот. Ее соски все еще стояли, как каменные. Ее лоно было влажным от крови и сока. Она почувствовала влажное тепло внизу живота, по всему ее телу прокатилась дрожь сильнейшего наслаждения. Нож все еще причинял боль, но это страдание только усиливало ее чудовищный оргазм. Затем, остановившись на мгновение, она снова посмотрела в глаза Машима. Она увидела его, но уже не ощущала его присутствия. Она была сейчас в своем собственном мире, полном боли, наслаждения и кровавой смерти. Женщина продолжила разрез, ведя его теперь к грудине. Осужденная чувствовала, как внутренности начали выпадать из зияющей раны. Когда лезвие подошло к пупку, она поняла, что на место ее души поселились страшная боль и ужасное необъяснимое удовольствие, даруемое этой жестокой смертью. Теперь разрез шел обратно налево. Умирающая опять остановилась. Она посмотрела вниз, словно любуясь происходящим. Все ее тело было залито потом и груди сверкали под жаркими лучами полуденного солнца. На ее одежда теперь горели кроваво-красные пятна, из широкой раны вываливались кишки. Она вернула взгляд на рукоятку кинжала и потянула его вверх, рассекая тело. Сразу же ее пронзила острая, жгучая точно огонь, боль. Дойдя до грудины, она вновь повернула лезвие и повела его вниз, к первоначальному вколу. Жуткая боль продолжала терзать несчастную. Лоскут живота откинулся, словно крышка корзины, Якуро почувствовала, как освободившиеся внутренности комом выпали наружу. Клинок царапнул по ребрам. "Еще один восхитительный поворот", подумала она. Кинжал устремился в центр живота. Если раньше она миновала артерии, то в этом не было ошибки, поняла обреченная. Очередное движение и сильная струя алой крови забила фонтаном из ее живота и изо рта. Она сделала новый глубокий вдох, один из немногих оставшихся ей на земле, и еще глубже воткнула кинжал. Послышался странный хлюпающий звук, когда новая кишка выпала из обширной раны. Она вытащила нож, положила его на столик перед собой, с трудом удерживаясь на коленях, опираясь на руки. Смерть стояла уже рядом с ней.

 

Якуро сидела, пристально глядя на зрителей, кровь струилась из ее рта, стекая в ложбинку между грудей. Они видели ее живот, чудовищно изуродованный ее собственной рукой. "Восхитительно", прошептал один из придворных.

 

Якуро из последних сил обернулась и посмотрела на Такуми. Улыбнулась ему. "Что за женщина", подумал тот. Он знал, что настало его время. Не для того, чтобы положить конец ее страданиям, но чтобы даровать ей благородную смерть воина. Она чуть откинулась назад, подставляя шею. "Я люблю тебя!", крикнул Такуми и его меч свистнул в воздухе, описав сверкающую дугу. Клинок ударил по ее шее, рассек ее, словно масло и голова слетела с плеч непокоренной Якуро. Этот удар бросил ее тело вперед, она упала на залитую кровью циновку. Жизнь покинула ее. Тело лежало, блестя под лучами солнца, кровь с легким бульканьем покидала ее тело, струясь из перерубленных сосудов шеи.

 

Собравшиеся притихли. Все были потрясены увиденным. Такуми знал, что у него есть единственный шанс избежать позорной смерти на виселице. Высоко подняв свой, обагренный кровью Якуро, меч, он прыгнул с помоста. Если ему повезет, он сразит Машима, прежде чем стража прикончит его. Но боги судили иное. Едва он сделал первый шаг, как пять стрел глубоко впились в его грудь. Пошатнувшись, он крикнул от боли и разочарования. Он умирал медленно. Его прыжок сбил прицел лучников и те не попали ему в сердце. Упав наземь, он почувствовал, как кровь заливает его легкие. Его последняя мысль была об Якуро, теперь то они будут вместе, ведь он умер, как воин.

 

"Бросить трупы в костер. Пепел развеять по ветру", приказал Машима, поднялся и вышел со двора.

 

Мир содрогнулся при известии о смерти Якуро и Такуми. Слишком многие знали Такуми, как благороднейшего витязя, один из могущественнейших правителей был обязан ему жизнью, когда в бою Такуми прорвался к нему, раненому и окруженному врагами. Отец Якуро был разъярен, что его дочь обрекли на смерть, не дав даже попрощаться с ним. Кроме того, он вовсе не был уверен в ее виновности.

 

Объединенные армии нескольких провинций обрушились на владения Машима. Горели замки, прославленные воины сходились в ожесточенных схватках. Войска Машима потерпели страшное поражение, сам он был взят в плен. Победители приговорили его к позорной казни. Князя распяли и палач отрезал куски его тела тупым деревянным ножом, так что его страдания длились целую неделю.