САДЫ САМАРКАНДА

И вот все стихло. Заскрипели запоры – и явились новые хозяева. Низкорослые, остро пахнущие, узкоглазые, в кольчугах поверх засаленных стеганых халатов. Я приготовилась умереть. Но никто не тронул нас и пальцем. Всех обитательниц гарема погнали из покоев в эмирские сады. Я, как и большинство из нас, была наряжена в полупрозрачные шальвары из золотисто-зеленой газовой ткани и остроносые шлепанцы-чувяки, норовившие слететь при каждом шаге. Впрочем, нашлись и такие бездушные тупицы, которые в часы осады спали или купались – теперь они закрывали наготу руками, за исключением темно-коричневых вислогрудых нубиек, с детства не знающих стыда. Не очень вежливо подгоняя остриями копий, нас вели по дорожкам сада. Из фонтанов пили воду низкорослые, мохноногие лошади монголов. Я начала чувствовать безотчетный страх. Мое сердце стало колотиться часто-часто и будто бы хотело прыгнуть куда-то вниз, а там, внизу, все сдавливало каким-то холодным спазмом…Прямо говоря, хотелось описаться. Прямо себе на ноги. «Возьми себя в руки, Мири, немедленно!» - приказала я себе. Ведь только самообладание не дало мне захлебнуться в разлившихся волнах реки Итиль, оно же спасло меня на охоте о клыков разъяренного вепря…И даже когда меня повязали на степной ночевке, раздели догола и избили до полусмерти, а потом бросили в вонючий кожаный мешок, я не растерялась и объяснила своим похитителям, что 24-летняя Мириам Эр-Цаол, свободнорожденная хазарка, младшая сестра Кагана Дельты – слишком дорогая игрушка, чтобы ее сломали просто так. Меня послушали. Но единственный раз в жизни - переоценили. Вместо того, чтобы вернуть родственникам за пятьсот золотых, людокрады продали меня за пятьсот девяносто восемь в гарем эмира Самарканда. В раззолоченный курятник, исполненный глупости, лени, сплетен, склок и неутоленной похоти, ибо нормального мужчину я видела несколько раз в году и то ради того, чтобы несколько минут потанцевать перед ним или спеть песню на родном языке…

…Наконец, весь наш птичник привели на центральную лужайку – точнее, травянистую поляну огромного размера, на котором прогуливались эмирские павлины. Теперь, судя по валяющимся под ногами перьям, их жарили победители. В дальнем конце поляны стоял наскоро сколоченный помост с балдахином от солнца. Под ним, на белых кошмах, сидел тот, кого называли Джучи-хан, Великий Джихангир и еще как-то и как-то. Издали я смогла различить только то, что кончики черных усов у него опущены вниз. Джучи был окружен охраной в сплошных блестящих латах, вокруг помоста толпились десятки приближенных. Вдали, на гребне окружающей сад стены, тоже было черно от монголов. Может быть, мы будем танцевать перед ними?

Между тем, среди монгольской знати обнаружился толмач-ханец, тощенький старикашка. С трудом подбирая слова местного наречия, он устроил гарему перекличку. Нас оказалось ровно 300 – девушек и женщин от 14 до 44 лет от роду. Потом толмач перевел приказ рассчитаться на чет-нечет… Мне выпал чет. Но из-за кошмарной тупости нескольких белокурых красоток с Севера эта несложная процедура растянулась почти на час. Солнце припекало, у меня на лбу и плечах выступил пот, захотелось пить… Проклятые евнухи, чтоб им жариться во всех преисподних!

И тут снова заговорил толмач. С длинными-длинными паузами, важничая, он передал волю нашего нового повелителя…И у меня опять задрожали коленки! «Вы будете сражаться насмерть, отряд против отряда, пока одна из сторон не будет полностью истреблена! – сказал он, - и лишь оставшиеся в живых могут обратиться к милосердию Джучи Непобедимого!». Из второй, нечетной, группы раздался негодующий возглас Зейтун, хорошей танцовщицы и редкостной стервы: «К милосердию?! – завопила она, - но в чем же мы провинились?!» Раздался резкий свист, хлопок – и монгольская стрела, дрожа, торчит между ключиц Зейтун, в основании горла. Правдолюбица тихо захрипела и рухнула на спину. «Одной уже меньше» - услышала я за спиной знакомый голос. Это была Шеша, смуглокожая индуска 28 лет, вся округлая и упругая, как мячик. Шеша считалась непревзойденной и неутомимейшей в любви (хотя применить свои таланты ей удавалось крайне редко), а также весьма искушенной в науках. О нет, подруг в гареме у меня не было, но, чтобы хоть как-то бороться со скукой, двумя добрыми приятельницами я все же обзавелась. Одной из них была как раз Шеша, второй – Ларисса с острова Кипр по прозвищу «Ангелочек», из-за миниатюрной точеной фигурки и детского, невзирая на полные 22 года, личика с большущими серыми глазами… «Мы должны держаться вместе!» - шепнула мне Ларисса, положив руку на плечо. «Конечно! – усмехнулась искусная в счете Шеша, - тогда каждой из нас придется убить всего каких-то 50 соперниц!».

Под неусыпной стражей монголов нас по очереди подвели к куче оружия и прочей амуниции. На мой взгляд, это был тупой и ржавый хлам, не представлявший для воинов Джучи никакой ценности… Шеша предупредила меня и Лариссу, чтобы мы выбирали себе легкое оружие, по руке: «Большие пики и сабли не для женщин, с ними легче устать и пропустить удар!». Видимо, индуска и в боевых науках знала кое-что! Я выбрала короткую, с мой рост, пику. Во-первых, у нее был на удивление острый стальной наконечник в полторы ладони длиной, а, во-вторых, древко сделано из прочной красноватой породы, то ли кедра, то ли лиственницы, такое будет непросто сломать или перерубить. Незаметно я прихватила и нож: нет, сам он был совсем крошечным, но помещался в широких костяных ножнах, а ножны висели на довольно прочном поясе с бронзовой пряжкой. Я обхватила ремнем бедра, спустив его как можно ниже…Не только чтобы защитить слабое место (когда людокрады пинали меня лежачую, то больнее всего было ниже пояса!), но и по другой причине. Тесемка проклятых шальвар совсем ослабла, как я ее не подтягивала, и соблазнительные штанишки так и норовили сползти с меня! Поэтому я сняла их сама, пряжку пояса поместила на лобок, а ножнами прикрыла женское место.

Мои соратницы тоже готовились к сражению. Ларисса с восхищением смотрела на выбранный ею клинок – средний длины, но очень узкий. То амазоникон стилеттос! – сказала киприотка. Шальвар она не носила. Чтобы ее фигурка цвета слоновой кости смотрелась наиболее привлекательно, Лариссу заставляли натягивать только треугольный передничек из малинового шелка на узком пояске, проходивший между лариссиных ног и туго облегавший ее достоинство, всегда гладко выбритое. Мощная, щедро сложенная Шеша вертела в руках непонятную штуковину. Это было что-то вроде легкой палицы с полированным железным шаром на одном конце, но с граненым острием из железа – с другого конца. «Это совсем почти наше оружие!» - улыбалась пухлыми губами Шеша. На ней не было ни шальвар, ни даже передничка. Широкие бедра индуски обхватывали десятки жемчужных нитей, а на грудь ниспадали ожерелья из агатов, яшмы и других самоцветов. «Впрочем, подумала я, эти украшения могут и защитить от удара.».