Допрос под пыткой

 

— Ты — коммунист? Сознавайся! Мы все знаем!

 

И опять удары — каблуками, железными прутьями, палками, кулаками…

 

Этот кошмар начался для Халиля Хиджази, жителя города Наблуса, находящегося на оккупированном сионистами Западном берегу реки Иордан, глубокой ночью, когда в его дом ворвались сотрудники израильского гестапо.

 

Халиля и его семью они вытащили из постелей и поставили лицом к стене. Сами же принялись за обыск. Перерыли все. Переломали мебель. Перебили посуду. И… ничего не нашли!

 

— Ничего, найдем!— услышал Халиль злобный вык­рик старшего налетчика.— Ты — коммунист. Мы это знаем. Ты у нас заговоришь и покажешь нам все сам!

 

— Но что вы ищете? — повернул голову Халиль. И сейчас же на него обрушился страшный удар. Очнулся он уже в камере полицейского участка Наблуса.

 

…Мы разговариваем с ним в Бейруте, в кабинете Н., члена исполкома Организации освобождения Палестины, ответственного за работу ООП на Западном берегу реки Иордан.

 

Халиль Хиджази говорит глуховато, он весь словно ушел в себя, лицо его похоже на маску. Таким оно было, наверное, когда его допрашивали под пытками — целый год!

 

…В полицейском участке Наблуса Халиля «подвергли первичной обработке» то есть «просто» избивали, не задавали никаких вопросов. Его раздели, руки и ноги связали и стянули за спиной — и били всем, чем могли. Трое суток без перерыва.

 

На четвертый день Халиля бросили в машину и доста­вили в военный суд в город Раммаллах. По пути — топтали ногами, били.

 

— В Раммаллахе ты у нас заговоришь!— усмехались палачи.— Там у нас специалисты развязывать языки та­ким, как ты!

 

Да, они знали, чем угрожали. В камере при военном суде Халиля стали пытать «по-научному». Его подвеши­вали за ноги, за вывернутые назад руки. Подвешенного били обрезками труб, палками. По почкам, по пяткам, по половым органам. Когда он терял сознание — отливали водой и начинали все сначала.

 

— Ты — коммунист? Член Национального фронта Палестины? Член руководства федерации профсоюзов? Ты — террорист? Отвечай! Подпиши протокол, что мы нашли в твоем доме оружие!

 

— Ничего вы у меня не нашли,— разбитые губы еле шевелились.— Ничего я не подпишу…

 

Удар, пронзительная боль — и темнота… Когда Халиль пришел в себя, он увидел, что палачи держат его жену.

 

— Очнулся? Смотри же! Нас здесь четверо, и мы изнасилуем ее вчетвером…

 

С женщины стали срывать одежды…

 

— А ты у нас сдохнешь! Мы прикончим тебя, как прикончили Фариза Таштуша. Ты знаешь, в каких муче­ниях он сдох?

 

(Фариз Таштуш — палестинский студент, учившийся в Италии и приехавший на Западный берег,, чтобы наве­стить умирающую мать. Он был схвачен и зверски замучен сионистскими палачами в Наблусе в 1972 году.)

 

И опять удары, и опять боль, от которой спаеает лишь глубокий обморок. День за днем. Ночь за ночью. По­том — тюрьма на территории бывшего русского право­славного монастыря в Иерусалиме. И здесь продолжа­лись все те же зверские пытки.

 

— Однажды меня, потерявшего сознание под пыткой, закованного в кандалы, бросили в камеру к израильским уголовникам и приказали им «позабавиться» со мною,— глухо, глядя сквозь меня, рассказывал Халиль Хиджази.— Очнулся я от того, что между пальцами на ногах у меня была заложена и подожжена вата. Уголовники жгли меня сигаретами. Били, топтали…

 

Из Иерусалима Халиля снова отправили в Наблус. Палачи хотели скрыть его местонахождение. На все требования родственников и четырех адвокатов, возгла­вляемых Фелицией Лангер, израильской демократкой, ведущей многолетнюю борьбу против сионистского ге­стапо, следовал ответ, что Халиль Хиджази в списках арестованных «не значился», да и вообще такого человека «не существует»!

 

Но арабская и прогрессивная израильская обществен­ность не ослабляла усилий, чтобы добиться освобождения Халиля или хотя бы узнать, в чем его обвиняют. Поэтому после трех дней зверских пыток в Наблусе палачи отпра­вили свою жертву в военную тюрьму в Сарафанде.

 

— Там заключенных пытают по «особой программе»,— рассказывал Халиль.— Сначала меня связывали — стя­гивали руки и ноги, а потом били по рукам и ногам. Затем заставляли ходить на коленях по острым осколкам камней, вмурованным в цементный пол, часами стоять на коленях на этих осколках в позе «распятие».

 

Камера, в которой держали Халиля, была каменным мешком 80 на 80 сантиметров площадью и высотою в 160 сантиметров, там было невозможно ни лечь, ни выпрямиться во весь рост. Дверь закрывалась гермети­чески, для воздуха было оставлено отверстие размером в один квадратный сантиметр.

 

Но и это показалось палачам недостаточным, чтоб сломить дух палестинца. Его бросили в еще более тесный каменный мешок — площадью 50 на 50 сантиметров и высотой в 1,5 метра. Пол здесь состоял из острых камен­ных осколков.

 

В «особую программу» входила и «политическая читка». Обнаженному Халилю связывали руки под коле­нями, бросали на пол и заставляли вслух читать брошюры о демократии в Израиле, каждые пять минут языком переворачивая страницы. «Читка» продолжалась по 10—12 часов. Когда допрашиваемый терял силы, его били по половым органам.

 

Пытали и голодом: в сутки давали лишь одно сырое яйцо. Когда же Халиль потребовал, чтобы ему оказали медицинскую помощь, на раны его стали лить серную кислоту. Пытки не прекращались 33 дня, всего же Халиль провел в этой тюрьме около 3 месяцев.

 

Он не знал, что за его освобождение ведется борьба.. Никаких связей с внешним миром у него не было, пока к нему на свидание буквально не прорвался адвокат Валид Фахум.

 

— Я не рассчитывал на адвокатскую защиту, зная, что в Израиле я не могу рассчитывать на справедли­вость,— горько говорит мой собеседник и переводит взгляд на девушку-стенографистку, записывающую его рассказ: это будет еще один документ, который я получу завтра в ООП.

 

— Никаких политических или уголовных обвинений мне так и не было предъявлено. Целый год меня пытали, подвергнув… административному заключению, без суда и следствия, только на основании решения оккупационных властей. Юридическим же основанием для «администра­тивного заключения» им служат старые английские колониальные законы, сохранившиеся в Израиле еще с тех пор, когда Палестина была «подмандатной» террито­рией Англии. Почему со мною хотели расправиться? Лишь потому, что я был активным участником профсо­юзного движения в своем городе!

 

…Глубокой ночью Халиля привезли прямо из тюрьмы на берег реки Иордан. Его «изгнали» с родной земли. Изгнали и его семью, теперь все они временно живут в Ливане, в лагере палестинских изгнанников.

 

Судьба Хиджази — лишь еще один из бесчисленных примеров, доказывающих лживость сионистской пропа­ганды, пытающейся отрицать всем известную истину о том, что зверские пытки политических заключенных в Израиле официально поощряются сионистскими вла­стями и являются составной частью политики сионистского государства, направленной на подавление сопротивления палестинцев.

 

В Ливане мне пришлось встретиться и с другими узниками сионистских застенков и записать их много­численные рассказы о перенесенных ими страданиях.

 

— «Вы — не люди, вы — хуже животных»,— твердили нам тюремщики, изощряясь в издевательствах над нами,— рассказывал мне Аднан Джабер, житель Западного берега реки Иордан, которому после почти восьмилетнего заключения удалось наконец вырваться из израильских застенков. Этот молодой — всего двадцать четыре года!— человек навсегда остался инвалидом, после того что он перенес на бесчисленных допросах под пыткой. Теперь он собирался написать книгу — трагический рассказ о нечеловеческих страданиях, о своей судьбе и о судьбах тех узников сионизма, с которыми ему довелось встре­чаться в израильских застенках или о которых ему дове­лось узнать за годы тюрьмы.

 

Система зверского обращения с политическими заключенными в Израиле давно уже не является секретом для мирного общественного мнения. Против нее неодно­кратно протестовали и представители Международного Красного Креста, и члены Комиссии ООН по правам человека, имевшие возможность лично убедиться в бесче­ловечной жестокости сионистских гестаповцев и в стра­даниях политических заключенных в Израиле. Однако грубое, беспардонное растаптывание человека и его прав — это в Израиле не только «привилегия» тюрем­щиков.

 

В середине 1979 года генерал-майор Авигдор Бен-Гал, командующий израильскими войсками в Галилее, назвал 500 тысяч палестинцев, живущих в этом районе, «раковой опухолью в теле израильской нации». «Они только и ждут момента, чтобы вцепиться нам в горло!» — продолжал он, выступая перед группой прибывших в Галилею депу­татов израильского кнессета. Бен-Гал потребовал строи­тельства в «своем районе» новых укрепленных поселений, а также усиления военно-террористического режима. Заявление генерала-террориста попало в мировую печать. Израильская пропаганда, все еще пытающаяся выставить Тель-Авив «защитником прав человека», попыталась немедленно замять скандал, заявляя о «возмущении» некоторых депутатов кнессета подобным отношением к «арабским гражданам Израиля».

 

Бывший тогда министром обороны Израиля Э. Вейцман даже слегка пожурил слишком откровенного Бен-Гала, выболтавшего то, о чем сионисты стараются не говорить вслух при посторонних. Инцидент постарались поскорее забыть.

 

Буквально в те же дни представитель Иордании в ООН обратился с письмом к генеральному секретарю ООН К. Вальдхайму с письмом, в котором обвинял из­раильские оккупационные власти в «садистском наслаж­дении» страданиями человека, которого они отказались допустить к постели умирающей матери. Речь шла о докторе Амере, работавшем в Аммане, но родившемся на Западном берегу реки Иордан, оккупированном Израи­лем. Доктор Амер обратился к оккупантам с просьбой позволить навестить свою умирающую 80-летнюю мать, в чем ему и было решительно отказано.

 

В письме представителя Иордании в ООН этот акт назван «надругательством над основными правами чело­века… злонамеренным нарушением IV Женевской конвен­ции… и общепринятых норм человеческого поведения».

 

И опять эта история попала в печать. И опять израиль­ские власти и сионистская пропаганда попытались замять инцидент. Доктору Амеру даже разрешили поехать- на свидание с матерью, которая… умерла за несколько недель до этого, так и не увидев сына перед смертью.

 

Вряд ли в Тель-Авиве кто-либо почувствовал при; этом угрызения совести. Не чувствовал же их раввин Илан Тор из военного поселения Кирьят Арба на оккупи­рованном Западном берегу реки Иордан:! Этот бравый рэбби признался, что в марте 1979 года собственноручно и преднамеренно застрелил 16-летнюю палестинскую школьницу, участвовавшую в демонстрации протеста. Лишь много месяцев спустя израильские власти, опять же обеспокоенные реакцией за рубежом, начали! «разби­рательство» этого «инцидента», а заодно и дела одного солдата, заявившего, что «в порядке самозащиты» он убил молодого палестинца.

 

Убийцы — и раввин* и солдат — не чувствовали беспокойства, ибо были уверены, что сионистская Фемида их не обидит. Впрочем, признавали они, приличия ради им даже могут вынести какой-либо формальный приговор* как, например, одному израильскому ополченцу, который убил палестинца на улице Иерусалима… «в состоянии гнева»! Да* именно так! Узнав, что его приятель погиб в стычке с бойцами Палестинского движения" сопротивле­ния, ополченец выскочил на улицу и застрелил первого же оказавшегося на его пути араба!

 

И опять история появилась на страницах буржуазных газет. Пришлось отдать убийцу под военный трибунал н приговорить его к 10 годам тюрьмы, из которых 7 ему тут же скостил лично генерал Эйтан, начальник штаба израильской армии. Вообще этот палач мирных жителей Южного Ливана был склонен смотреть на проделки своих подчиненных сквозь пальцы. Так, стало известно* что после агрессии 1978 года против Ливана военные власти были вынуждены рассматривать 182 случая грабежей и насилий израильских солдат на оккупирован­ной ими ливанской земле!

 

Но это были только те случаи, о которых стало известно. Сколько же их осталось в тайне, тем более что израильская военная цензура на щадила усилий, дабы не подорвать «авторитет» сионистских вояк.

 

— Армия отражает общее состояние общества,— заявил в те дни один из депутатов кнессета. А одна из израильских газет добавила, что на основании происхо­дящего израильтяне могут считать позволенным пролить кровь любого араба, когда только это им вздумается!

 

— Да, наши солдаты избивают арестованных пале­стинцев, и начальство знает об этом. Ну что в этом особен­ного? Это же обычное дело, рутина! Каждый, кто служил на Западном берегу реки Иордан, может сказать то же самое. Это практикуется годами. Все офицеры знают об этом, но помалкивают!